Неточные совпадения
— Потому что Алексей, я говорю про Алексея Александровича (какая странная,
ужасная судьба, что оба Алексеи, не правда ли?), Алексей не отказал бы мне. Я бы забыла, он бы простил… Да что ж он не едет? Он добр, он сам не знает, как он добр. Ах! Боже мой, какая тоска! Дайте мне поскорей воды! Ах, это ей, девочке моей, будет вредно! Ну, хорошо, ну дайте ей кормилицу. Ну, я согласна, это даже лучше. Он приедет, ему больно будет
видеть ее. Отдайте ее.
Первое мгновение Левин
видел выражение жадного любопытства в том взгляде, которым Кити смотрела на эту непонятную для нее
ужасную женщину; но это продолжалось только одно мгновение.
Он слышал
ужасный запах,
видел грязь, беспорядок, и мучительное положение и стоны и чувствовал, что помочь этому нельзя.
— Да так-с!
Ужасные бестии эти азиаты! Вы думаете, они помогают, что кричат? А черт их разберет, что они кричат? Быки-то их понимают; запрягите хоть двадцать, так коли они крикнут по-своему, быки всё ни с места…
Ужасные плуты! А что с них возьмешь?.. Любят деньги драть с проезжающих… Избаловали мошенников!
Увидите, они еще с вас возьмут на водку. Уж я их знаю, меня не проведут!
— Нет,
видел: она подняла твой стакан. Если б был тут сторож, то он сделал бы то же самое, и еще поспешнее, надеясь получить на водку. Впрочем, очень понятно, что ей стало тебя жалко: ты сделал такую
ужасную гримасу, когда ступил на простреленную ногу…
Дуня
увидела наконец, что трудно лгать и выдумывать, и пришла к окончательному заключению, что лучше уж совершенно молчать об известных пунктах; но все более и более становилось ясно до очевидности, что бедная мать подозревает что-то
ужасное.
— Евгений, — продолжал Василий Иванович и опустился на колени перед Базаровым, хотя тот не раскрывал глаз и не мог его
видеть. — Евгений, тебе теперь лучше; ты, бог даст, выздоровеешь; но воспользуйся этим временем, утешь нас с матерью, исполни долг христианина! Каково-то мне это тебе говорить, это ужасно; но еще
ужаснее… ведь навек, Евгений… ты подумай, каково-то…
— Какой
ужасный город! В Москве все так просто… И — тепло. Охотный ряд, Художественный театр, Воробьевы горы… На Москву можно посмотреть издали, я не знаю, можно ли
видеть Петербург с высоты, позволяет ли он это? Такой плоский, огромный, каменный… Знаешь — Стратонов сказал: «Мы, политики, хотим сделать деревянную Россию каменной».
— Боже мой! Вы говорите что-то
ужасное… Ее — не поняли и — я
вижу — все еще не понимают…
И вот тут произошло нечто самое
ужасное изо всего, что случилось во весь день… даже из всей моей жизни: князь отрекся. Я
видел, как он пожал плечами и в ответ на сыпавшиеся вопросы резко и ясно выговорил...
Всё то страшное зло, которое он
видел и узнал за это время и в особенности нынче, в этой
ужасной тюрьме, всё это зло, погубившее и милого Крыльцова, торжествовало, царствовало, и не виделось никакой возможности не только победить его, но даже понять, как победить его.
Из всего того, что
видел нынче Нехлюдов, самым
ужасным ему показался мальчик, спавший на жиже, вытекавшей из парахи, положив голову на ногу арестанта.
Вне этих условий нет возможности в наше время совершения таких
ужасных дел, как те, которые я
видел нынче.
Он вспомнил всё, что он
видел нынче: и женщину с детьми без мужа, посаженного в острог за порубку в его, Нехлюдовском, лесу, и
ужасную Матрену, считавшую или, по крайней мере, говорившую, что женщины их состояния должны отдаваться в любовницы господам; вспомнил отношение ее к детям, приемы отвоза их в воспитательный дом, и этот несчастный, старческий, улыбающийся, умирающий от недокорма ребенок в скуфеечке; вспомнил эту беременную, слабую женщину, которую должны были заставить работать на него за то, что она, измученная трудами, не усмотрела за своей голодной коровой.
И почему бы, например, вам, чтоб избавить себя от стольких мук, почти целого месяца, не пойти и не отдать эти полторы тысячи той особе, которая вам их доверила, и, уже объяснившись с нею, почему бы вам, ввиду вашего тогдашнего положения, столь
ужасного, как вы его рисуете, не испробовать комбинацию, столь естественно представляющуюся уму, то есть после благородного признания ей в ваших ошибках, почему бы вам у ней же и не попросить потребную на ваши расходы сумму, в которой она, при великодушном сердце своем и
видя ваше расстройство, уж конечно бы вам не отказала, особенно если бы под документ, или, наконец, хотя бы под такое же обеспечение, которое вы предлагали купцу Самсонову и госпоже Хохлаковой?
Всем существом своим Алеша стремился в монастырь к своему «великому» умирающему, но потребность
видеть брата Дмитрия пересилила все: в уме Алеши с каждым часом нарастало убеждение о неминуемой
ужасной катастрофе, готовой совершиться.
Вячеслав Илларионович
ужасный охотник до прекрасного пола и, как только
увидит у себя в уездном городе на бульваре хорошенькую особу, немедленно пустится за нею вслед, но тотчас же и захромает, — вот что замечательное обстоятельство.
А после обеда Маше дается 80 кол. сер. на извозчика, потому что она отправляется в целых четыре места, везде показать записку от Лопухова, что, дескать, свободен я, господа, и рад вас
видеть; и через несколько времени является
ужасный Рахметов, а за ним постепенно набирается целая ватага молодежи, и начинается ожесточенная ученая беседа с непомерными изобличениями каждого чуть не всеми остальными во всех возможных неконсеквентностях, а некоторые изменники возвышенному прению помогают Вере Павловне кое-как убить вечер, и в половине вечера она догадывается, куда пропадала Маша, какой он добрый!
— Причина очень солидная. Надобно было, чтобы другие
видели, в каком вы расстройстве, чтоб известие о вашем
ужасном расстройстве разнеслось для достоверности события, вас расстроившего. Ведь вы не захотели бы притворяться. Да и невозможно вполне заменить натуру ничем, натура все-таки действует гораздо убедительнее. Теперь три источника достоверности события: Маша, Мерцалова, Рахель. Мерцалова особенно важный источник, — ведь это уж на всех ваших знакомых. Я был очень рад вашей мысли послать за нею.
И вот они, для пользы любимой науки, — они
ужасные охотники бранить медицину, только посвящают все свои силы ее пользе, — они отказываются от богатства, даже от довольства, и сидят в гошпиталях, делая,
видите ли, интересные для науки наблюдения, режут лягушек, вскрывают сотни трупов ежегодно и при первой возможности обзаводятся химическими лабораториями.
—
Ужасный век! Мудрено ли, что ты кушаешь скоромное постом, когда дети учат родителей! Куда мы идем? Подумать страшно! Мы с тобой, по счастью, не
увидим.
После ее приезда в Москву вот что произошло со мной: я лежал в своей комнате, на кровати, в состоянии полусна; я ясно
видел комнату, в углу против меня была икона и горела лампадка, я очень сосредоточенно смотрел в этот угол и вдруг под образом
увидел вырисовавшееся лицо Минцловой, выражение лица ее было
ужасное, как бы одержимое темной силой; я очень сосредоточенно смотрел на нее и духовным усилием заставил это видение исчезнуть, страшное лицо растаяло.
А Владимирка начинается за Рогожской, и поколениями
видели рогожские обитатели по нескольку раз в год эти
ужасные шеренги, мимо их домов проходившие.
Видели детьми впервые, а потом седыми стариками и старухами все ту же картину, слышали...
При магазине была колбасная; чтобы иметь товар подешевле, хозяин заблаговременно большими партиями закупал кишки, и они гнили в бочках, распространяя
ужасную вонь. По двору носилась злющая собака, овчарка Енотка, которая не выносила полицейских. Чуть
увидит полицейского — бросается. И всякую собаку, забежавшую на двор, рвала в клочья.
Я стоял с книгой в руках, ошеломленный и потрясенный и этим замирающим криком девушки, и вспышкой гнева и отчаяния самого автора… Зачем же, зачем он написал это?.. Такое
ужасное и такое жестокое. Ведь он мог написать иначе… Но нет. Я почувствовал, что он не мог, что было именно так, и он только
видит этот ужас, и сам так же потрясен, как и я… И вот, к замирающему крику бедной одинокой девочки присоединяется отчаяние, боль и гнев его собственного сердца…
— Да, да… Нездоров. Ах, если бы вы только
видели, какие
ужасные ночи я провожу! Засыпаю я только часов в шесть утра и все хожу… Вдруг сделается страшно-страшно, до слез страшно… Хочется куда-то убежать, спрятаться.
Получалось в общем что-то
ужасное, глупое и нелепое. В отчаянии доктор бежал к Стабровским, чтобы хоть издали
увидеть Устеньку, услышать ее голос, легкую походку, и опять ненавидел себя за эти гимназические выходки. Она — такая чистая, светлая, а он — изношенный, захватанный, как позабытая бутылка с недопитою мадерой.
Я только теперь, в руднике роковом,
Услышав
ужасные звуки,
Увидев оковы на муже моем,
Вполне поняла его муки,
И силу его… и готовность страдать!
И что же мы
видим в истории этого замысла, столь
ужасного в юридическом смысле?
— Я теперь только
вижу, что сделал
ужасную ошибку, прочтя им эту тетрадь! — проговорил Ипполит, с таким внезапно доверчивым видом смотря на Евгения Павловича, как будто просил у друга дружеского совета.
Какой я
ужасный сон
видел, теперь только припомнил…
Вы не можете себе представить, с каким затруднением я наполняю эти страницы в виду спящего фельдъегеря в каком-нибудь чулане. Он мне обещает через несколько времени побывать у батюшки, прошу, чтобы это осталось тайною, он
видел Михаила два раза, расспросите его об нем. Не знаю, где вообразить себе Николая, умел ли он что-нибудь сделать. Я не делаю вопросов, ибо на это нет ни места, ни времени. Из Шлиссельбургане было возможности никак следить, ибо солдаты в
ужасной строгости и почти не сходят с острова.
Последнее наше свидание в Пелле было так скоро и бестолково, что я не успел выйти из
ужасной борьбы, которая во мне происходила от радости вас
видеть не в крепости и горести расстаться, может быть, навек. Я думаю, вы заметили, что я был очень смешон, хотя и жалок. — Хорошо, впрочем, что так удалось свидеться. Якушкин мне говорил, что он
видел в Ярославле семью свою в продолжение 17 часов и также все-таки не успел половины сказать и спросить.
— Да. Но, вот
видите, — вот старый наш спор и на сцену, — вещь
ужасная, борьба страстей, любовь, ревность, убийство, все есть, а драмы нет, — с многозначительной миной проговорил Зарницын.
— Вот — сказал он, протягивая руки то по направлению к гостям, то к Любке, — вот, товарищи, познакомьтесь. Вы, Люба,
увидите в них настоящих друзей, которые помогут вам на вашем светлом пути, а вы, — товарищи Лиза, Надя, Саша и Рахиль, — вы отнеситесь как старшие сестры к человеку, который только что выбился из того
ужасного мрака, в который ставит современную женщину социальный строй.
Я не хотела вам мешать, когда вы читали письмо, но вот вы обернулись ко мне, и я протянула вам револьвер и хотела сказать: поглядите, Эмма Эдуардовна, что я нашла, — потому что,
видите ли, меня ужасно поразило, как это покойная Женя, имея в распоряжении револьвер, предпочла такую
ужасную смерть, как повешение?
Многие люди, которым приходилось
видеть самоубийц за несколько часов до их
ужасной смерти, рассказывают, что в их облике в эти роковые предсмертные часы они замечали какую-то загадочную, таинственную, непостижимую прелесть. И все, кто
видели Женьку в эту ночь и на другой день в немногие часы, подолгу, пристально и удивленно останавливались на ней взглядом.
— Нет, и вы в глубине души вашей так же смотрите, — возразил ему Неведомов. — Скажите мне по совести: неужели вам не было бы тяжело и мучительно
видеть супругу, сестру, мать, словом, всех близких вам женщин — нецеломудренными? Я убежден, что вы с гораздо большею снисходительностью простили бы им, что они дурны собой, недалеки умом, необразованны. Шекспир прекрасно выразил в «Гамлете», что для человека одно из самых
ужасных мучений — это подозревать, например, что мать небезупречна…
— Прежде, признаюсь, когда я жил ребенком в деревне, я не замечал этого; но потом вот, приезжая в отпуск, я
увидел, что это страшная вещь,
ужасная вещь!..
Я торопливо засовывал извещение в карман — и
увидел эту свою
ужасную, обезьянью руку. Вспомнилось, как она, I, тогда на прогулке взяла мою руку, смотрела на нее. Неужели она действительно…
В таком градусе было что-то в голосе и в лице генерала, что заставляло самых смелых преследователей поскорее удаляться, чтобы не
видеть этого лица, не слышать голоса человека, на короткое время приходившего к сознанию своего
ужасного положения…
А именно, ощущая себя в совершенно бодрственном состоянии, он вдруг
увидел сон,
ужасный, но настоящий сон.
Часовой опять закричит: «пушка» — и вы услышите тот же звук и удар, те же брызги, или закричит: «маркела!», [Мортира.] и вы услышите равномерное, довольно приятное и такое, с которым с трудом соединяется мысль об
ужасном, посвистывание бомбы, услышите приближающееся к вам и ускоряющееся это посвистывание, потом
увидите черный шар, удар о землю, ощутительный, звенящий разрыв бомбы.
Но прежде, чем сомневаться, сходите на бастионы, посмотрите защитников Севастополя на самом месте защиты или, лучше, зайдите прямо напротив в этот дом, бывший прежде Севастопольским Собранием и у крыльца которого стоят солдаты с носилками, — вы
увидите там защитников Севастополя,
увидите там
ужасные и грустные, великие и забавные, но изумительные, возвышающие душу зрелища.
Немного далее вы
видите старого солдата, который переменяет белье. Лицо и тело его какого-то коричневого цвета и худы, как скелет. Руки у него совсем нет: она вылущена в плече. Он сидит бодро, он поправился; но по мертвому, тусклому взгляду, по
ужасной худобе и морщинам лица вы
видите, что это существо, уже выстрадавшее лучшую часть своей жизни.
Володя, который тоже не
видел в моей беде ничего
ужасного, говорил, что на другом факультете мне, по крайней мере, не будет совестно перед новыми товарищами.
Он остановился. Лиза летела как птица, не зная куда, и Петр Степанович уже шагов на пятьдесят отстал от нее. Она упала, споткнувшись о кочку. В ту же минуту сзади, в стороне, раздался
ужасный крик, крик Маврикия Николаевича, который
видел ее бегство и падение и бежал к ней чрез поле. Петр Степанович в один миг отретировался в ворота ставрогинского дома, чтобы поскорее сесть на свои дрожки.
— Странно! — произнесла Екатерина Петровна, пожимая плечами. — А скажите, могу я
видеть Егора Егорыча и расспросить его? Он такой добрый и, я уверена, поймет мое
ужасное положение.
Он с приставленною к груди вашей шпагою водит вас по
ужасному полу, нарочно изломанному и перековерканному, и тут же объясняет, что так мы странствуем в жизни: прошедшее для нас темно, будущее неизвестно, и мы знаем только настоящее, что шпага, приставленная к груди, может вонзиться в нее, если избираемый сделает один ложный шаг, ибо он не
видит пути, по которому теперь идет, и не может распознавать препятствий, на нем лежащих.
Мы с новою страстью бросились в вихрь удовольствий, чтобы только забыть о предстоящем свидании с Иваном Тимофеичем. Но существование наше уже было подточено. Мысль, что вот-вот сейчас позовут и предложат что-то неслыханное, вследствие чего придется, пожалуй, закупориться в Проплеванную, — эта
ужасная мысль следила за каждым моим шагом и заставляла мешать в кадрилях фигуры.
Видя мою рассеянность, дамы томно смотрели на меня, думая, что я влюблен...